Последствия страшной войны многомерны: разрушены оказались не только здания, изранены оказались не только тела, но и человеческое сознание. Эти раны не столь заметны, не кажутся такими уж страшными, а потому их залечиванию не уделяется должного внимания. Но израненное, порушенное сознание неизбежно воздействует и на реальность.
И потому не случайно у человека, родившегося спустя несколько десятилетий после войны, рассказы и фильмы о ней вызывают странное чувство - что-то такое с ним было... Генная память! Все гораздо проще: он сам, к примеру, шагал в ватнике и кирзачах под дождем, или забивался с рюкзаком в грязный эшелон с голыми полками. Только ехал он не в эвакуацию и не на фронт, а на какую-нибудь уборку турнепса. Опыт жизни в полувоенных, спартанских условиях советский гражданин получал еще в школе; слова "разжиться кипятком" или "достать дополнительное одеяло" не были для него пустым звуком. Точно так же еще в детском саду он получал опыт выживания в безжалостном коллективе себе подобных: либо ты, либо тебя.
Откуда это бралось - спустя и тридцать, и даже сорок лет после окончания войны? Кто-то объяснит это тем, что государство стремилось держать людей в готовности к новым испытаниям. Кто-то - непрекращавшимися экономическими трудностями: ну, не справлялось сельское хозяйство без помощи школьников и инженеров, и даже вывезти их на поля в комфорте не получалось...
Рискну предположить другое: все это было, потому подсознание людей считало это нормальным. За четыре года войны произошла страшная вещь: жизнь в экстремальных условиях стала казаться нормальной. Солдат, приходя с войны никак не может привыкнуть к мирному укладу. Более того, самоутверждаясь, он начинает настаивать, что жизнь в окопах правильней, чище, цельнее, чем тут.
У нас с войны пришел целый народ. Он неистово мечтал о мирной жизни, но так душою вернуться с войны и не смог. Осталась военная неприхотливость, небрежение (и даже прзрение) к деталям, к комфорту - и стоит ли удивляться, что, например, у нас многие заводы и сегодня выглядят так, будто только вчера выгрузились с эвакуационного эшелона, а граждане на улицах одеты, будто в любой момент готовы отправиться на рытье окопов? Осталась военная суровость отношений между людьми: тебе не простят расслабленности, твоей промашкой немедленно воспользуются. Стоит сказать "Извините" - и тебя растопчут.
Почему это отношение к жизни, к окружающим оказалось столь живучим, передаваясь от тех, кого непосредственно покалечила война, к их детям и дальше по цепи поколений? Привыкший к невзгодам человек оказался невероятно удобен тоталитарной власти. Поэтому ностальгия по военным временам насаждалась едва ли не целенаправленно.
И всех нас подвела гордость за Победу. Сколько бы мы ни повторяли, что война ужасна, романтизация военного времени происходила. А она действительно ужасна, ужасна не только бесконечными списками погибших, но и тем, что лишила выживших способности думать и жить нормально. Улыбаться встречным на улице и уступать им дорогу. Не складывать на балконе ржавые радиаторы отопления ("мало ли что, вдруг пригодится..."). Требовать красоты и удобства вокруг себя.
Сейчас, спустя более чем шестьдесят лет после Победы, пора понять: победить - это значит не только разбить врага. Победить - это вернуться с войны, научиться жить в мире. Снова научиться быть счастливым.
(с) Георгий Борисов